Album записан за три ночи, с 7 по 10 июля 1981 года, в подвале приёмной комиссии МГИМО (Москва, Николо-Щаповский переулок)

Формально группа «Воскресение» никогда не являлась антисоветской группой. Если разобраться, та же «Машина времени» исполняла гораздо более дерзкие и резонансные песни (возьмём хотя бы «Битву с дураками» или «Марионетки»). Но почему-то именно за «Воскресением» тянулся некий незримый запретный шлейф, в эпоху правления Генсека ЦК КПСС Юрия Андропова, неизменно заставляло взрослых предусмотрительно понижать голос, произнося на каком-нибудь семейном торжестве фразу: «А поставь катушку с «Воскресеньем»!» (название произносилось именно так, со смягченьем, о чём поговорим чуть дальше). И, например, слушать «Машину» не возбранялось никогда (наряду с «Динамиком», «Круизом» и даже подверженной официальному запрету в СССР «Альфой» с её не по-советски бойко, на кабацкий манер, перепетым есенинским «Гулякой»), а вот вполне себе политкорректное «Воскресение» было под запретом. Хотя из колонок магнитофона звучали не самые оптимистические, но очень крутые, фантастически талантливые песни.
К примеру, такая:

Кто виноват, и в чём секрет,
Что горя нет и счастья нет,
Без поражений нет побед,
И равен счёт удач и бед?

И чья вина, что ты один,
И жизнь одна и так длинна,
И так скучна, а ты всё ждёшь,
Что ты когда-нибудь умрёшь…

И меркнет свет, и молкнут звуки,
И новой муки ищут руки.
И если боль твоя стихает,
Значит, будет новая беда!

Это звучал вобравший в себя обойму самых бронебойных хитов магнитоальбом 1981 года, официально второй у «Воскресения», а фактически – третий, если считать за отдельный релиз легендарную дозапись к дебютному альбому 1979 года, на которой Андрей Сапунов блестяще исполнил философские баллады Константина Никольского. Но чем же, в самом деле, было вызвано применительно к данной группе непроходящее ощущение запрета, своего рода чужеродности? Во-первых, всем было интуитивно понятно, что название команды в данном случае не является отсылкой к одноимённому (последнему) роману Льва Толстого, а отсылает к Воскресению Христову. За любые заигрывания с религией в атеистическом СССР по головке не гладили (в своё время данный фактор мы рассматривали в статье о творчестве группы «Зоопарк»), а о фактах посещения церкви, к примеру, люди особо не распространялись.
Меломаны политкорректно утвердились во мнении, что имеется в виду всего лишь седьмой день недели, поэтому на коробках с бобинами писали: «ВОСКРЕСЕНЬЕ» (других начертаний, с «и» вместо мягкого знака, лично я в то время в кругу родственников и друзей не встречал). То же делали и в государственных (а других и не было) студиях звукозаписи. Во-вторых, вспомним печально известную статью Николая Кривомазова «Рагу из синей птицы», опубликованную в «Комсомольской правде» 11 апреля 1982 года, в которой предельно жёстко критиковалось творчество «Машины времени» и, мимоходом, цитировалась ошибочно приписанная Макаревичу песня «Кто виноват?», написанная Алексеем Романовым и звучащая в репертуаре «Воскресения». Тогдашнюю роль прессы, тем более, центральной, преуменьшать не стоит, не говоря уже о таких авторитетах, как писатель Виктор Астафьев, который в числе других поддержал означенный газетный пасквиль своей подписью. В-третьих, все москвичи были в курсе судебного дела 1983 года в отношении Алексея Романова и звукорежиссёра Александра Арутюнова. Делу в период «андроповской метлы» был дан ход из-за «левого» концерта «Воскресения», проведённого в обход государственной кассы. В результате Арутюнову дали три года колонии, а Романов, проведя 9 месяцев в Бутырской тюрьме и 2 месяца на пересылке, получил три с половиной года условно с конфискацией имущества (конфискована была даже гитара «Fender»). Для ранних восьмидесятых – серьёзный такой шлейф неблагонадёжности, чего уж там.

Да и репертуар группы был на любителя: сплошная личностная философия и пропетая полными достоинства, порой заоблачно-чистыми, а порой хрипловатыми (в случае с Никольским) голосами депрессивная грусть, идущая в разрез с солнечным социалистическим плакатом. Одним словом, альбом 1981 года предлагал слушателям совсем иное, более взрывоопасное «Воскресение», нежели то, что пело в 1979-м о звёздах, облачных снах, крепостях из кресел, ушедшем лете, маленьком игрушечном городке и снежной бабе. Группа стала жёстче, напористее, прямее:

По дороге смутных побуждений
Из страны взбесившихся невежд
Долог путь моих перерождений
В дальний край несбывшихся надежд.
Сбросив гору с плеч, расправил плечи,
Гордо приказал себе: «Лети!».
Если я попался вам навстречу,
Значит, вам со мной не по пути.

Что касается пластинки «Воскресения», это было настоящим Событием, связанным, помимо всего прочего, с новым воссоединением золотого состава группы – с Константином Никольским, Андреем Сапуновым и Алексеем Романовым в статусе равноправных фронтменов (вполне по-битловски!). Впервые коллектив возобновил деятельность в 1989 году, в год своего 10-летия, отпраздновав юбилей грандиозным двухдневным фестивалем в УСЗ «Дружба». Второе воссоединение состоялось три года спустя и было ознаменовано не только выпуском виниловой пластинки с легендарной записью 1981 года, но и презентацией этого диска в ДК имени С.П.Горбунова 24 мая 1992-го. Концерт снимала и оперативно транслировала «Программа А» и, хотя данный реюнион по степени отдачи и настроению участников не вполне мог конкурировать с юбилеем 1989 года, это стало незабываемым праздником для многих рок-фэнов и напоминало, в известном контексте, упомянутую уже группу «The Beatles» периода исполнения программы «Get Back» на крыше «Apple Records».

Сравнение с «битлами» уместно ещё и потому, что долгое время голоса участников «Воскресения» могли отличить друг от друга на затёртых магнитофонных лентах лишь самые посвящённые – точно так же, как в своё время голоса «битлов» для большинства советских радиолюбителей-меломанов сливались практически воедино в эфире «зарубежных голосов», перекрывавшихся на территории Союза воем глушилок. Но, какая бы неразбериха не творилась в некоторых головах, уже в те годы ставшие классическими строчки песен «Воскресения» неизменно били в цель и вызывали резонанс:

В жизни, как в тёмной чаще,
Каждый чуть-чуть пропащий,
Как заблудившиеся дети –
Ищут друг друга слепо,
Словно в бреду нелепом,
Зовут того, кто не ответит.

День у ночи во власти,
Утро сулит ненастье,
Грядущий день встаёт из мрака.
Может быть, кто-то свыше
Горе твоё услышит,
Когда б ты только смел заплакать…

Кстати, в стилистически родственной «Машине времени» было ещё больше поющих музыкантов (не считая Андрея Макаревича, это А.Кутиков, Е.Маргулис, П.Подгородецкий), но почему-то там никакой путаницы с обладателями голосов при прослушивании не возникало. Такой вот особый случай с «Воскресением» в связке Никольский – Сапунов! Ничуть не погрешу против истины, утверждая, что приоритетом являлись сами песни — вне зависимости, кто их автор и в чьём исполнении они звучат. Было ощущение, что эта программа «Воскресения» звучала всегда, настолько вечной являлась тематика, а аранжировки — органичными. Это было как приобщение к чему-то сакральному, имеющему свою тайную подоплёку. Песни вне времени, песни сквозь время:

Забытую песню несёт ветерок,
В задумчивых травах звеня.
Напомнив, что есть на земле уголок,
Где радость любила меня.

Боже, как давно это было,
Помнит только мутной реки вода.
Duration, когда радость меня любила,
Больше не вернуть ни за что, никогда…

Кстати, мы вполне могли бы сегодня вести здесь беседу не о втором официальном альбоме «Воскресения», а о дебютном альбоме группы с названием «Экипаж». Только факт уже имевшейся в 1981 году группы с таким названием и мудрый совет Сергея Кавагоэ, барабанщика распавшегося в сентябре 1980-го первого состава «Воскресения», позволили избежать подобного поворота событий. Ну, а что же случилось с первым составом группы, подававшим отнюдь не меньше надежд? Всё просто: он развалился. Бас-гитарист Евгений Маргулис ушёл в группу «Аракс», гитарист Алексей Макаревич и барабанщик Сергей Кавагоэ предпочли музыке иные сферы деятельности, а оставшийся в одиночестве Алексей Романов погрузился в депрессию, планируя стать автором песен для того же «Аракса» и устроиться в филармонию. Факт появления второго состава «Воскресения» предрешил судьбоносный телефонный звонок Константина Никольского, у которого к тому времени имелась ищущая репетиционную базу новая безымянная группа, в которой помимо него самого играл поющий басист Андрей Сапунов и барабанщик Михаил Шевяков. После того, как в состав влился Романов, в СССР появилась настоящая супергруппа – некий русский аналог «Cream», обогатившая отечественную молодёжную культуру целой россыпью превосходных рок-хитов и, подобно британскому блюз-роковому трио, стремительно канувшая в Лету. Пели в группе трое: Романов, Сапунов и Никольский, а играли материал Романова и Никольского. Данная формация, как и все «террариумы единомышленников», оказалась крайне нестабильна и записала лишь один студийный альбом, но этот альбом теперь считается совершенной и немеркнущей рок-классикой. Записанный в условиях расчищенного от хлама подвала-бомбоубежища за три бессонные июльские ночи, в моно-режиме, на не предназначенный для подобного рода записи концертный пульт группы «Автограф», альбом даже по прошествии трёх с половиной десятков лет лет являет собой эталон музыкальной и поэтической зрелости, стилистического разнообразия (от хард-рока и фолк-баллад до ритм-энд-блюза и рэггей!) и невероятного, в определённом смысле былинного энтузиазма.

Разум был полон светлых ожиданий, а сердце чуяло новую беду. Начинались восьмидесятые годы.

«Я ПРИВЫК БРОДИТЬ ОДИН…»

(Алексей Романов)

Я привык бродить один
И глядеть в чужие окна,
В суете немых картин
Отражаться в мокрых стёклах.
Мне хотелось бы узнать,
Что вас ждёт
И что тревожит ваши сны,
Но вот опять приходит ночь
И день напрасно прожит.

Мы устали от потерь,
А находим слишком редко.
Мы скитались, а теперь
Мы живем в хрустальных клетках.
И теперь чужая радость
Не осушит наших слёз,
И нам осталось
Только ждать, какая малость,
Ждать того, кто не придёт.
Трудно ждать, себе не веря,
Всё стерпеть ещё труднее.
Зажгите свет, откройте двери,
Быть может, мы ещё успеем,
Быть может мы ещё услышим,
Как стучат сердца, и я из дома вышел
И увидел: я один, и только
Снег на крышах…

И я бежал из ледяного плена,
Слишком мало на земле тепла.
Но я не сдался, я – солдат Вселенной
В мировой войне добра и зла.
И я обрушил тучу жгучих молний
В этот мир молчания и льда.
А на земле, как всегда,
То зима, то весна…